Сторонники закона о домашнем насилии

Большинство россиян поддерживают закон о борьбе с семейным насилием

70% россиян считают необходимым принятие закона о профилактике домашнего насилия, следует из данных ВЦИОМа, с которыми ознакомились «Ведомости». Не нужен такой закон лишь 7% опрошенных. В недопустимости любого физического насилия в семье уверены 90%, и только 8% полагают, что ударить супруга можно «при определенных обстоятельствах». 40% респондентов знают о случаях побоев в знакомых им семьях, а 50% считают, что прощать даже первый случай семейного насилия нельзя (готовы простить 39%).

При этом ответы мужчин и женщин заметно разнятся. Например, закрыть глаза на первые побои в семье согласны 52% мужчин и только 29% женщин, а не настроены на прощение соответственно 34 и 62%. Женщины гораздо активнее мужчин (80% против 57%) выступают за принятие закона и больше говорят о недопустимости семейного насилия (94% против 85%). Кроме того, женщины чаще мужчин (43% против 37%) признаются, что слышали о случаях насилия в знакомых семьях.

Осведомленность о новом законопроекте и об акциях его сторонников и противников довольно низкая, но это не влияет на то, что большинство россиян выступают за принятие закона, который бы защищал от семейно-бытового насилия, говорит директор по стратегическому развитию ВЦИОМа Степан Львов. Гендерные отличия в ответах предсказуемы, ведь женщины чаще являются жертвами такого насилия, а те, кто с ним не сталкивается, испытывают солидарность с теми, кто насилию подвергался, поясняет социолог: «Ответ на вопрос о случаях насилия в знакомых семьях показывает степень осведомленности людей, а не картину, которая у них может сложиться из СМИ и интернета. Логической связки между этим вопросом и вопросом о допустимости насилия в семье нет: если первый фиксирует конкретные факты, известные респондентам, то второй касается фундаментальных вещей, морали».

В минувшие выходные в Москве и регионах одновременно прошли акции в поддержку принятия закона о профилактике семейно-бытового насилия и пикеты его противников. В конце ноября Совет Федерации выложил для общественного обсуждения соответствующий законопроект, который в том числе предусматривает введение института защитных и судебных предписаний для поддержки жертв домашнего насилия. До 15 декабря рабочая группа Совета Федерации принимает отзывы и замечания к проекту, после чего будет решаться вопрос о внесении его в Госдуму. ТАСС со ссылкой на сенатора Инну Святенко сообщил, что законопроект будет доработан после анализа всех отзывов и предложений.

По статистике, женщины чаще всего становятся жертвами домашнего насилия, поэтому именно они хотят иметь защиту, в том числе и в виде закона, говорит руководитель Фонда развития гражданского общества Константин Костин: «Общеизвестно, что некоторые сотрудники правоохранительных органов без должного энтузиазма относятся к заявлениям о случаях домашнего насилия, в том числе и из-за отсутствия четкой процедуры. Во всем мире женщины, старики и дети являются наиболее уязвимыми категориями населения, поэтому и нуждаются в большей защите – и это касается любых преступлений». Тот факт, что 40%, по их словам, сталкивались со случаями насилия в знакомых семьях, показывает высокую латентность таких преступлений, поскольку статистика по домашнему насилию ниже, указывает эксперт. Не исключено, что и социологам не все честно отвечали на этот вопрос из-за неловкости и этот процент на самом деле еще выше, допускает Костин. Что же касается закона против домашнего насилия, то людей, выступающих за его принятие, всегда было много, подчеркивает эксперт: «Крикливое меньшинство хранителей ложно понятых традиционных ценностей создавало иллюзию, что они и есть представители народа, – в основном это пассионарные публицисты да участники ток-шоу. Те же депутаты, декриминализировав статью о побоях, либо не разобрались в вопросе, либо тоже ложно понимают эти ценности». В XXI в. само понятие традиционной семьи меняется, даже когда речь идет о браке между мужчиной и женщиной, добавляет Костин: «Но очевидно, что подобные законы как раз работают на сохранение семьи. Если государство хочет решить существующие демографические проблемы, то такие законы необходимы».

Закон о семейном насилии: о чем спорят сторонники и противники?

Охранные ордера и неотвратимость наказания: с чего начался закон

Закон о профилактике семейно-бытового насилия был впервые внесен на обсуждение в Государственную думу в сентябре 2016 года. С проектом выступили депутат Салия Мурзабаева и сентатор Антон Беляков.

Необходимость инициативы ее создатели объясняли тем, что в России недостаточно развиты защитные механизмы для жертв насилия внутри семьи. Нет налаженной службы психологической и юридической поддержки, отсутствует повсеместная и скоординированная сеть убежищ, а самое главное – не существует так называемых охранных ордеров, которые бы гарантировали пострадавшим безопасность и запрещали агрессору приближаться к своей жертве.

Кроме того, говорили законотворцы, существовала и юридическая коллизия. Так, избиение в домашних условиях невозможно было квалифицировать как хулиганство, поскольку для этого нападение должно было быть совершено в общественном месте, а не на частной территории.

Даже у желающих помочь пострадавшим сотрудников правоохранительных органов порой не было достаточно инструментов для воздействия на применивших насилие дома. Отсюда появилась расхожая фраза «Когда вас убьют – тогда и приедем», которую пострадавшие от рук своих близких (зачастую – женщины) часто слышали при обращении в полицию.

Законопроект 2016 года (с его полным текстом можно ознакомиться здесь ) предусматривал упрощенный порядок выдачи органами полиции внесудебных защитных предписаний для защиты пострадавших и близких им лиц (так называемые охранные ордера).

Охранный ордер запрещает правонарушителю преследовать заявителя, его близких или свидетелей, посещать их, вести устные или телефонные переговоры, а также приобретать и пользоваться любыми видами оружия.

В пакете с законопроектом шли поправки к уголовному и уголовно-процессуальному кодексам.

Первое и главное: предполагалось, что домашнее насилие должно стать делом публичного или частно-публичного обвинения. Что это означает?

В случае публичного обвинения дело может быть возбуждено без согласия потерпевшего, по просьбе свидетелей или иных лиц, обладающих информацией о насилии. При частно-публичном обвинении заявить о происшествии может сама жертва или ее представитель.

В обоих случаях прекратить преследование абьюзера по той причине, что между ним и пострадавшим произошло примирение, невозможно. Иными словами, «забрать заявление», как это было ранее, уже не получится.

В 2016 году «Закон о профилактике семейно-бытового насилия» не прошел предварительного обсуждения и был возвращен на доработку с формулировкой «для выполнения требований Конституции Российской Федерации».

Декриминализация: побои – не уголовка, а административное правонарушение

Проект 2016 года вызвал шквал критики (с примером детального разбора можно ознакомиться, например, здесь). Авторов законопроекта обвиняли в том, что они слишком широко трактуют понятие насилия (в него в проекте включались не только собственно побои, но и такие формы, как экономическое, психологическое и сексуальное насилие в рамках семейных отношений), не дают веского и однозначного определения семейно-бытовых отношений (в которые попадают не только брачные, но и иные, законодательно не закрепленные формы сожительства).

Отдельные сомнения были об охранных ордерах. Согласно проекту закона, они должны были существовать в двух формах: защитное предписание и судебное защитное предписание. Первое может быть выдано сотрудником полиции незамедлительно на месте преступления или при обращении жертвы в правоохранительные органы и действует один месяц с возможностью продления еще на два месяца. Второе выдается мировым судом после рассмотрения обращения пострадавшего и действует от 6 до 12 месяцев с возможностью продления не более чем до двух лет по совокупности.

Критики указывали, что охранные ордера создают огромное поле для манипуляций и ложных обвинений с целью лишить человека, подозреваемого в семейном насилии, его законных прав (в том числе права на жилье), либо для изъятия из семьи детей.

Фактическим ответом на проект закона о профилактике семейно-бытового насилия стал закон о декриминализации побоев в рамках семейных отношений. Его автором стала сенатор Елена Мизулина, которая утверждала, что возможность уголовного наказания за побои родственников может нанести непоправимый вред семейным отношениям.

Соответствующая норма была принята в феврале 2017 года. Согласно этому закону, все побои (в семье, против близких и родных людей), когда они не причиняют легкого вреда здоровью и происходят не чаще одного раза в год, следует трактовать не как уголовное, а как административное правонарушение.

В случае регистрации подобных случаев полицейские могут выписывать штраф в размере от 3000 до 5000 рублей и проводить профилактические беседы. Иных мер воздействия до совершения повторного эпизода не предусмотрено.

Тонкость, объясняют люди, работающие с жертвами семейного насилия, состоит в том, что даже достаточно серьезные на первый взгляд повреждения в российской медицинской и юридической практике трактуются как легкий вред здоровью.

«Как у нас снимаются побои? Квалифицировать их как средние и тяжкие очень сложно. Женщина может быть вообще вся синяя, но это побои легкой степени тяжести, потому что это «просто синяки». Чтобы речь шла о тяжелом вреде здоровью, нужно, чтобы насильник сломал жертве руку или ногу. Побои по голове, по черепу не считаются. Многие сознательно бьют по голове, чтобы эти побои были сочтены легкими. Женщины потом так и говорят: он знал, куда бить и как бить, чтобы не было следов», – говорит директор православного приюта «Китеж» Алена Ельцова.

За два года, прошедших с момента принятия закона о декриминализации семейного насилия, стало очевидно, что печальная статистика лишь увеличивается. В публичном поле стало появляться все больше громких историй с печальным концом, когда, совершив первый проступок и не понеся наказания, насильник продолжал нападать на жертву и та, в конце концов, погибала. В декабре 2018 года уполномоченный по правам человека в РФ Татьяна Москалькова назвала решение Госдумы ошибкой. «Я считаю, что декриминализация – ошибка, что нужно принимать закон о противодействии насилию в семье», – заявила омбудсмен.

Новшества 2019 года: не приближаться ближе, чем на 50 метров к жертве

Вернуться вновь к широкому обсуждению закона о профилактике семейного насилия общество, политиков и активистов побудили ряд громких дел. В их числе история жительницы подмосковного Серпухова Маргариты Грачевой, которой в декабре 2017 года муж отрубил топором руки. До этого Грачева неоднократно обращалась в полицию, сообщая об угрозах со стороны супруга и о том, что имел место эпизод избиения, однако реакции не последовало. Другим поводом стал суд над сестрами Хачатурян, которые летом 2018 в Москве года убили собственного отца Михаила Хачатуряна. Мужчина неоднократно бил и унижал дочерей, имели место эпизоды сексуального насилия.

21 октября 2019 года в Госдуме прошли слушания по вопросам доработки закона о семейном насилии. Депутаты ожидают, что при активной работе всех профильных комитетов и с помощью активистов его удастся принять уже до конца 2019 года.

Сейчас законопроект называется «Об основах системы профилактики домашнего насилия в РФ». Его продвижением занимается депутат и член комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей Оксана Пушкина. В числе активистов, которые поддерживают закон и принимали участие в разработке его текста – адвокат Мари Давтян и общественный деятель Алена Попова.

Обновленного текста закона в сети пока нет, он находится в стадии разработки.

Информация о том, что именно готовится, пока есть только в публичных высказываниях инициаторов. Однако уже очевидно, что версия 2016 года будет существенно переработана.

Как заявила Алена Попова в интервью телеканалу «Спас», закон должен ввести понятие семейного насилия, так как его отсутствие, по их мнению, не позволяет собрать адекватной статистики (большая часть гибели женщин от рук мужей или сожителей проходит в итоге по другим статьям).

При этом определение авторы проекта взяли у Всемирной организации здравоохранения, которая трактует семейное насилие не только как жесткое обращение, избиение, принуждение к сексуальным контактам, но и такие формы психологического насилия, как тотальный контроль. Под «семейным» ВОЗ понимает любые формы взаимодействия между интимными партнерами (брак, сожительство и несожительствующие партнеры).

Попова также настаивает на публичной и частно-публичной формах обвинения насильников. Вошла в новый законопроект и норма о введении охранных ордеров для жертв насилия. Причем тут есть заметные новшества. Депутат Оксана Пушкина предлагает пойти на достаточно радикальные меры в применении запрещающих предписаний.

«На время обидчику могут предложить покинуть квартиру, даже если он является собственником жилья. Кроме того, правонарушителю запрещается преследовать пострадавшего, приближаться к нему на расстояние, установленное судом, но не менее чем на 50 метров, его заставят передать пострадавшему его личное имущество и документы, если он их удерживает. Отселение — это временная мера, применяемая в целях обеспечения безопасности потерпевшего от насилия в семье во многих странах мира, в том числе и у наших соседей в Казахстане и Узбекистане», – заявила Пушкина в интервью «Парламентской газете».

«Уничтожение нравственных ценностей»: Почему 180 организаций против закона

Проект закона в целом и отдельные его пункты встретил массовое сопротивление. Более 180 общественных организаций обратились с открытым письмом к президенту России Владимиру Путину с просьбой оказать противодействие принятию новых норм.

«Законопроект, являясь порождением радикальной антисемейной идеологии феминизма и т.н. «гендерной идеологии», станет инструментом коренного и насильственного изменения самих основ российского общества, уничтожения наших традиционных семейных и нравственных ценностей», – говорится в обращении.

Авторы письма указывают, что нормы, позволяющие защитить жертв семейного насилия, уже есть в законодательстве: это и право сотрудников полиции задержать насильника, чтобы пресечь его противоправные действия, и норма о запрете определенных действий, которая позволяет защитить пострадавшего и его имущество, и закон о защите пострадавших и свидетелей.

Инициативная группа указывает на расхождения в статистике: если по данным активистов и защитников женщин (более ранним, опубликованным несколько лет назад) в год от насилия в семье гибнет порядка 1400 женщин, то защитники традиционных ценностей говорят лишь о 300 случаях ежегодно.

«Мы точно знаем, что законом начнут злоупотреблять. Число доносчиков может вырасти. Интерес у них может быть совершенно разный: конкуренция, сведение счетов, решение бытовых проблем – что угодно. И дело в том, что непонятно, как доказывать факт семейно-бытового конфликта. Здесь же подразумевается и психологическое насилие», – заявил председатель Санкт-Петербургского регионального совета «РВС» Олег Букин.

Глава думского комитета по делам семьи Тамара Плетнева и вовсе задумывается о долгосрочных последствиях мер по защите жертв семейного насилия. «Конечно, оставить без внимания эту тему нельзя, но как в Америке — тоже нельзя. У них свои представления о семье и об ордерах. С одной стороны, нельзя женщин бить. С другой — у нас же люди быстро мирятся. Мужу этот ордер выпишут или посадят, не дай Бог, а кто деньги будет зарабатывать?» – заявила политик в ходе обсуждения законопроекта в Государственной думе.

«Обвиняют в том, что «присосались» к бюджету»: что отвечают на критику авторы закона

Очевидно, что текст закона нуждается в тщательном осмыслении и детальной доработке. «Мы понимаем, что он сырой», – заявила депутат Оксана Пушкина в интервью «Дождю».

Сейчас работу над поправками в законопроект ведет рабочая группа, в которую вошли сотрудники Совета по правам человека при президенте РФ, Госдумы и Совета Федерации. Принимать итоговый документ будут сразу сенаторы.

Пока же идет подготовка, Пушкина ответила на ряд обвинений.

Депутат подчеркнула, что речь идет не только о защите женщин, хотя их в общем числе пострадавших большинство. Защищать также предлагается стариков, которых, случается, избивают и лишают денег собственные дети. Законотворцы готовы встать и на защиту мужчин, хотя их в общем числе пострадавших не более 4%.

В отношении детей, которые становятся объектами или свидетелями семейного насилия, активисты не прописывают отдельных норм. По словам Пушкиной, для этого уже создано достаточно инструментов: «У нас сегодня дети и так уже защищены, согласно Семейному кодексу». Депутат отвергла любые обвинения в том, что закон будет способствовать реализации ювенальной юстиции в ее худшем изводе.

При обсуждении в Госдуме много внимания было уделено таким аспектам, как помощь пострадавшим – психологическая, социальная, экономическая.

«Реабилитационные центры для жертв домашнего насилия есть, но их очень мало. По закону они обязаны будут открываться в каждом из регионов, для этого денег не надо. Нас пытаются уличить, что мы «присосались» к бюджету. Это неправда, у нас есть уже закон об организации социальных учреждений. Он звучит иначе, но суть об этом. И уже мы голосовали за бюджет, где есть эта строка об этом законе. Ничего не надо, надо просто пересмотреть регионам, как сегодня тратятся эти деньги из этой статьи бюджета, и организовать это социальное учреждение», сказала Пушкина.

Оксана Пушкина эмоционально прокомментировала норму, согласно которой насильник, получивший предписание не приближаться к своей жертве, будет вынужден покинуть жилье, даже если является его собственником. «А почему мы должны думать, куда он уйдет? Если мы выселяем людей за то, что они не платят за коммунальные услуги – мы же их выселяем, несмотря на то, что это их недвижимость, да? А здесь человек, который причинил тебе не просто вред здоровью, фактически это угроза жизни».

Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.

Павел Парфентьев: «Я совершенно убежден, что концепция семейного насилия направлена против семьи как таковой»

Павел Парфентьев, председатель межрегиональной общественной организации «За права семьи», давно выступает критиком термина «семейное насилие». Он любезно согласился объяснить свою позицию сайту «Милосердие.ru»

Разговоры о новых юридических нормах по так называемой профилактике семейного насилия ведутся в России уже давно. И теперь утверждения о необходимости таких изменений в законодательстве включены в официальные рекомендации Совета по правам человека при Президенте РФ. Поскольку тема домашнего или семейного насилия обсуждается у нас достаточно активно, эти инициативы не остались без внимания общественности. Многие наши сограждане поддержали эти проекты, но у многих они вызывали настороженное отношение. В частности, против специального термина «семейное насилие» и аналогичных ему («семейно-бытовое насилие», «домашнее насилие» и т.п. ) официально высказалась патриаршая комиссия Русской Православной Церкви по вопросам семьи, защиты материнства и детства, эксперты комиссии считают, что этот термин понижает общественный престиж института семьи. Критиком термина и противником принятия какого-то специального закона против «домашнего насилия» выступает и председатель межрегиональной общественной организации «За права семьи» Павел Парфентьев. Он любезно согласился объяснить свою позицию сайту «Милосердие.ru».

Павел Парфентьев, председатель межрегиональной общественной организации «За права семьи» Павел Парфентьев Фото с сайта vybor.ua

– Тема домашнего насилия сегодня весьма популярна в нашем обществе. Как по-вашему, для этого есть реальные основания?
– В свое время один американский судья сказал: «Нет никакой эпидемии домашнего насилия, есть только эпидемия истерии по его поводу». И это чистая правда. Отвечая коротко на ваш вопрос, скажу: «Никаких реальных оснований нет». Для того, чтобы в этом убедиться, достаточно посмотреть на реальные статистические данные – кривая количества смертей от всех преступных посягательств, вместе взятых, в целом с 1990-х более или менее уверенно снижается. Разумеется, это касается и уровня преступлений, совершаемых между родственниками.

Это, конечно, не означает, что таких преступлений не бывает. Конечно, как это было везде и во все времена, они случаются. Вот только не существует никаких оснований для того, чтобы выделять их в отдельную разновидность преступности, называть отдельным термином, да еще и нарочито связывающим в сознании людей преступление и семью, преступление и дом, семью и насилие. Для этого просто нет причин. Статистические данные и сегодня подтверждают то, о чем все давно знают: что для женщин и детей никто не придумал (и, уверен, не придумает) ничего надежнее и безопаснее семьи.

Но, вместе с тем, я не могу тему семейного насилия назвать «просто очередной модой». Обсуждение этой темы в обществе поднимается уже не в первый раз. На мой взгляд, достаточно очевидно, что происходит это своего рода «волнами», и волны эти создаются вполне целенаправленно. И, с моей точки зрения, к настоящим интересам женщин или детей, к попыткам их защитить от какой-то опасности они вообще не имеют особого отношения.

Лично я вижу за ними, скорее, стремление внедрить в общество вполне определенные идеологемы, своего рода социальную инженерию. Технологии, с помощью которых это происходит, более-менее одинаковы в разных странах. Ну и неудивительно – можно, например, почитать международные документы – скажем, околоООНовское руководство по «борьбе с домашним насилием» – и многое становится понятнее.

Я совершенно убежден в том, что концепция «семейного насилия» направлена вовсе не против преступности или настоящего насилия. Она направлена против семьи как таковой. А законы и решения, предлагаемые ее сторонниками, еще и ведут к массовым и тяжелым нарушениям гражданских прав.

И идейно, и исторически все это связано с идеями радикального феминизма. Для их сторонников существует многовековая война, противостояние между мужчинами и женщинами, взрослыми и детьми. Брак, семья – это для них «институт подавления и господства», своего рода «машина насилия» по определению. И концепция «семейного насилия» с таким пониманием связана непосредственно и неразделимо. Она внедряет представление, согласно которому каждая женщина и каждый ребенок – потенциальные жертвы, а основной источник угрозы для них – семья и близкие. Ну и подумайте, можно ли при таком подходе выстроить нормальные семейные отношения? Нетрудно понять, что внедрение такого представления о семье в масштабах общества ни к чему хорошему не ведет.

– Некоторое время назад на платформе CitizenGO Санкт-Петербургский родительский комитет опубликовал петицию, направленную против принятия специального закона против домашнего насилия. Вы поддержали эту петицию.
– Эта тема вообще делится на две части. Часть обсуждаемых инициатив на темы «семейного насилия» связана с ужесточением уже существующих уголовных норм. Часть – касается так называемой «профилактики».

В том, что касается уголовного права, моя позиция очень проста. Если совершается реальное преступление – преступление, которое по справедливости должен преследовать закон – должны наступать предусмотренные законом последствия. Важно понять, что нормы, преследующие за реальное криминальное насилие, в том числе и между членами семьи, в законодательстве у нас есть. Сами по себе они вполне достаточны, а местами даже избыточны.

Тут есть очень простой принцип. Уголовному преследованию подлежат действия, которые связаны с причинением вреда, с общественной опасностью. Совершенно ненормально, когда состав уголовно наказуемых деяний начинают беспредельно расширять и наказывать без реальных оснований. Здесь я говорю, в частности, об умеренном применении наказаний в воспитании детей. Для того, чтобы за него наказывать родителей, просто нет никаких оснований, ни правовых, ни просто разумных. Здесь я целиком солидарен с позицией патриаршей комиссии по вопросам семьи Русской Православной Церкви. А случаи, когда родителей преследуют в уголовном порядке за наказание ребенка, увы, нередки. Есть, конечно, и другие ситуации, когда уголовное преследование будет и разумным, и правильным. И уголовный кодекс уже дает все нужные инструменты для этого.

Но уже нынешняя ситуация очень и очень показательна. Уголовная статья за то, что родитель отшлепал любимое чадо – это неправильно и несправедливо. Но дело как раз в том, что сторонники концепций «домашнего насилия» тянут в законодательство предельно широкие, расплывчатые определения «насилия». И это не глупые ошибки – это вполне системный подход с их стороны. Чем шире определение – тем лучше. Тем больше будет случаев «насилия», тем больше можно получить средств на профилактику и противодействие такому насилию.

Почитайте публикации – для некоторых исследователей этой направленности, если муж жене скажет, что она плохо готовит – это уже «насилие». И это вполне серьезно преподносится. То есть наказание за шлепок ребенку – это только первый шаг. А конца у этой логики нет. И на практике уже сейчас во многих странах «насилием» может быть признано, скажем так, практически что угодно.

Я очень плохо отношусь и к предложениям перевести дела о «домашних» легких преступлениях в категорию публичного обвинения. Разница очень проста. В делах частного обвинения пострадавший обращается в суд. И если он не хочет, его никто защищать не будет. В делах обвинения публичного – от его воли ситуация вообще не зависит. Как в одной песенке: «Девушка мимо не смела пройти, чтобы он ее не защитил».

Это просто нонсенс, когда дело касается сферы межличностных отношений. Поссорились темпераментные супруги, подрались – по этой логике их обоих надо отправить в тюрьму, точнее, порознь в разные тюрьмы. Межличностные отношения – сложная очень зона. Конечно, плохо, когда люди ссорятся или, упаси Бог, дерутся дома. Это недопустимо – нравственно недопустимо. Но это пограничная зона. У них должно быть право помириться и не пользоваться помощью закона.

Кстати, по данным серьезных исследований, больше половины случаев насильственных действий между близкими людьми – это взаимное насилие. Например, об этом говорят весьма солидные данные зарубежного исследовательского проекта «Насилие со стороны партнеров – состояние изучения вопроса».

Вторая часть – это «профилактика». Тут все проще. Под «профилактикой» соответствующие инициативы понимают возможность насильственного вмешательства со стороны государства в частную жизнь тогда, когда никто еще ничего противоправного не совершил. Причем на крайне расплывчатых основаниях. И практика здесь очень красноречива.

Возьмем, например, так называемые «охранные предписания» – запрет общаться с предполагаемой «жертвой насилия» и жить с ней в одном доме. Причем если дом принадлежит предполагаемому «агрессору», он по такому предписанию может быть тоже без всяких веских доказательств выселен на улицу. В Ирландии, например, после введения соответствующего закона за пять лет 12000 человек были выставлены из своих домов.

А независимые исследования в США показывают, что в большинстве случаев такие предписания выносятся вообще без доказательств, просто на основании устной жалобы предполагаемой «жертвы». И, как минимум, в половине случаев никаких реальных оснований для такого предписания просто не было. Просто так – выселить из дома, лишить права общаться с детьми… Неужели это нормально?

Кстати, в проекте закона, который в прошлом году обсуждали в совете по правам человека при президенте, все эти риски присутствуют. Совершенно понятно, что я такой перспективы для России, мягко говоря, не хочу. Это же никакое не предотвращение насилия – это наоборот будет массовое государственное насилие над людьми и семьями.

Причем все эти инициативы еще и продвигаются с помощью откровенной лжи. И законопроект, обсуждавшийся в совете по правам человека, и другой, лежащий сейчас в Думе, от сенатора Белякова. Вы посмотрите – их протагонисты постоянно повторяют, что в России 14000 женщин каждый год погибает от рук мужей и родственников от домашнего насилия, и 2000 детей убивают родители…

– А это неправда?
– Это прямая ложь. В России в результате всех вместе преступных посягательств, включая теракты, криминальные ДТП, убийства при грабеже и так далее, гибнут немногим больше 9 тысяч женщин в год в последние годы. И чуть больше 2000 детей. То есть даже если бы все эти женщины погибли от рук мужей и родственников – а это, конечно, не так! – около 5000 в этих заявлениях просто взято «из ниоткуда». И от рук родителей гибнет за год в районе 150-200 детей. Каждая такая ситуация, конечно, трагедия, здесь спора нет. Но это совсем не основание для создания механизма, с помощью которого можно без всяких веских причин влезть в любую семью и в частную жизнь каждого человека.

– Что общего между этими законами и так называемой «ювенальной юстицией»?
– С необоснованным вмешательством в дела семьи и с изъятием детей – прямая связь. Понятно, что и расплывчатые всеохватывающие определения «насилия», и раздутые возможности «профилактических» вмешательств на корню уничтожают любую автономию семьи и дают возможность, при желании соответствующих служб, отбирать детей практически у кого угодно. То, что у нас в обществе называют «ювенальной юстицией» (я не люблю этот термин и говорю о необоснованных вмешательствах в семейную жизнь и эксцессах «защиты детства») – это же не какой-то один закон. Это комплекс юридических норм разного уровня. Причем любые такие нормы сами по себе плохи для семьи и создают риск для общества. А в сочетании они ведут и вовсе к жутким эксцессам – и это, фактически, неизбежно.

Любые правовые нормы, позволяющие на расплывчатых или недостаточно серьезных основаниях вмешиваться в семейную жизнь, в воспитание детей родителями – это очень серьезная угроза и для семьи, и для общества в целом. Нормы о «домашнем насилии» – совершенно очевидно из этого ряда.

– Вы упоминаете об околоООНовском «экспертном» руководстве, на котором основаны и предложения, возникшие в России. Что вас не устраивает именно в этом тексте? Может ли с ним ознакомиться любой желающий?
– Да, конечно, может каждый познакомиться, как и со многими другими документами. Я конкретно говорил про «Пособие для разработки законодательства по вопросам насилия в отношении женщин». Оно доступно даже на русском языке. «Около» – потому что никакой обязывающей силы этот документ, как и многие другие, не имеет. Сначала такие документы создаются группами неких «экспертов» определенной идеологической направленности, потом публикуются под грифом ООН или другой авторитетной организации, а потом «на местах» выдаются за «международные стандарты».

Документ очень яркий. Его идеологическая связь с радикальным феминизмом бросается в глаза. Он уже в самом начале заявляет, что законы должны «признавать, что насилие в отношении женщин является формой дискриминации, проявлением исторически сложившихся неравноправных отношений между мужчинами и женщинами»… Ну и дальше очень много занятного. Например, он требует ввести уголовное преследование «насилия в отношении женщин» без доказательств – просто на основании слов предполагаемой жертвы. И так далее, и тому подобное.

Лично мне все это напоминает «революционное правосудие» или «судебные» решения «особых троек» из советского периода нашей, российской истории. Только с одним существенным отличием – даже во времена советских репрессий нужны были или доказательства, или хотя бы признание «виновного», пусть выбитое из него. А тут и признания никакие не нужны – можно человека обвинить и сразу уже приговаривать… В целом эти подходы чудовищны, какая там защита прав человека – это просто нарушение всех и всяческих стандартов правовой защиты и правосудия. На мой взгляд, даже инквизиционные трибуналы из учебников истории выглядят в сравнении с ними довольно прогрессивно.

– Может ли любой желающий ознакомиться с текстами российских законопроектов, о которых вы говорите? Если нет, то, как вы думаете, почему?
– Это зависит от того, о каком проекте идет речь. Понятно, что когда законопроект вносится в Госдуму, он всем доступен. Ну, например, два законопроекта по ужесточению уголовных норм в связи с «домашним насилием» сейчас лежат в Думе. Оба по нашим оценкам плохи и принесут вреда куда больше, чем какой-либо пользы. А вот текст законопроекта о профилактике домашнего насилия, обсуждавшийся на cовете по правам человека при президенте, нигде официально не опубликован.

Некоторые редакции именно этого, судя по всему, документа найти в сети можно – но совершенно непонятно, их ли обсуждали там. И это выглядит крайне странно – такое отсутствие гласности. При этом, кстати, председатель совета, беседуя с президентом, пытаясь побудить его поддержать этот законопроект, говорил, что, якобы, с общественностью все обсуждено. Мне это лукавство непонятно. Я не думаю, что обсуждение группой организаций, последовательно проталкивающих этот проект, без участия его противников, экспертов и организаций, выступающих в защиту семьи и прав родителей – можно назвать «общественным».

Создается четкое впечатление, что существует узкое лобби, пытающееся своих целей достичь вполне кулуарно. Вот только это, конечно, совершенно не отвечает интересам семьи, российского народа в целом.

– Помогут ли подобные законы предотвратить реальное насилие в семьях?
– Однозначно: нет, не помогут. Кстати, никаких надежных данных, которые бы подтверждали их эффективность, не существует. Это если мы о научной стороне говорим. Реальные проблемы будут всегда. Ну, скажем, люди воруют в магазинах. Но мы не вводим «профилактических» вмешательств, и на выходе из магазина никто не раздевает человека догола и не обыскивает «на всякий случай». Совершенно непонятно, почему же отношение к семье должно быть другим. Никакие «профилактические» насильственные вмешательства тут попросту недопустимы.

Если совершается реальное преступление – оно должно преследоваться. В соответствии со стандартами уголовного правосудия, защищающими как предполагаемую жертву, так и предполагаемого преступника, который всегда может оказаться невиновным. С презумпцией невиновности, нормальным дознанием или следствием, доказательной базой. Здесь, кстати, есть проблемы – у нас иногда вполне справедливые уголовные нормы не соблюдаются правоохранительными органами. И это, конечно, надо менять – а не новые законы плодить в этой области.

Но вообще-то никому в мире еще не удавалось полностью искоренить преступность и предотвратить совершение преступлений на 100%. Разве что Дракуле из древнерусского «Сказания о Дракуле воеводе» – и то за счет того, что все активные люди были по максимуму посажены на кол, а остальные жили в страхе. Это литературный образ, конечно. Но в нем есть смысл – пока мы живем по-человечески, не в условиях тотального террора, преступления, к сожалению, всегда будут совершаться, потому что мы не в раю.

Задача профилактики – сделать, чтобы их было меньше. И здесь нужны не «профилактические» репрессии и вмешательства, а нормальное применение закона к реальным преступникам с одной стороны и созданием в обществе нравственной атмосферы, пропаганда традиционных семейных ценностей – которые как раз и позволяют построить нормальную семью, где господствует любовь и взаимное уважение – с другой.

С этой точки зрения наиболее эффективной профилактикой любого насилия (и множества других социально опасных вещей, типа подростковой преступности), является брак. Статистика вполне четко показывает, что дети, живущие с родными родителями, состоящими в браке, и женщины, состоящие в браке, значительно реже становятся жертвами любых насильственных преступлений – как «домашних», так и всех других. Так что брак, повышение его стабильности, эффективная защита внутренней автономии семьи и прав родителей в отношении своих детей – это необходимые составляющие реальной профилактики преступности.

Но, видите, этот подход очень непопулярен среди сторонников концепции «домашнего насилия»… Возможно, потому что его реализация не предполагает бесконечного финансирования их «профилактической» деятельности за счет бюджета? Не знаю. Ведь реальная проблема насилия тесно связана именно с кризисом традиционных семейных и нравственных ценностей. И те подходы, которые они предлагают, напрямую ведут к углублению этого кризиса – то есть к тому, что проблема насилия становится неразрешимой – а значит, вечным становится и государственное финансирование деятельности по «борьбе» с ней. Перспектива, понятно, заманчивая – но очень скверная, на мой взгляд.

– Свидетельством якобы совершенного физического насилия может быть синяк, царапина, любая травма. Идет ли речь в таких законах о психологическом насилии? Рассматривается ли в них ситуация, когда женщина методично «доводит» мужчину (иногда годами), а он подает на нее в суд за совершенное ей по отношению к нему психологическое насилие?
– Скажем так, и из анализа идеологии, породившей концепцию домашнего насилия, и из анализа рожденных в ее рамках правовых решений и опыта их практического применения, очевидно, что они всегда направлены против родителей в отношении детей и против мужчин в отношении женщин. Если упростить, то, по сути, они приводят к тому, что каждый мужчина и каждый родитель – потенциальный «насильник», пока не доказано обратное.

Теоретически они могут быть применены и в «обратную» сторону, но на практике этого не происходит. Поэтому правы мои зарубежные коллеги, прямо говорящие, что цель этих законов – разрушение семьи. Их цель – забрать у детей отцов, а когда уже не будет отца – забрать у них и матерей.

К сожалению, практика вполне подтверждает это обобщение. При этом, кстати, реальные исследования показывают, что при любом определении «насилия» мужчины и женщины, находящиеся в близких отношениях, примерно одинаково часто его совершают. Миф о «мужчине-насильнике» и «женщине-жертве» вообще, в этом плане, не выдерживает критики. Другое дело, что мужчину просто физически сложнее убить и мужчины реже обращаются за правовой защитой.

– Одним из исполнителей части пунктов плана по реализации семейной политики правительства РФ является Фонд поддержки детей, находящихся в трудной жизненной ситуации. Что вас и вашу организацию настораживает в деятельности этого фонда?
– Коротко – идейная направленность работы этого фонда. Она мне кажется несовместимой с задачей укрепления семьи и традиционных семейных ценностей, которая поставлена в Концепции государственной семейной политики. Как вы думаете, можно ли укрепить семейные ценности, распространяя плакаты со слогами «Папа, я тебя боюсь» и «Мама, я тебя боюсь»? Несколько лет назад фонд опубликовал исследование, в котором утверждалось, что «потенциал насилия скрывают в себе сами основания российской культуры». Я считаю, что такие установки могут нанести семье, да и всему обществу, только вред.

Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.

Оцените статью:
[Всего голосов: 0 Средняя оценка: 0]
Добавить комментарий